В гостях у сказки сегодня Фрей Торисаз, ярл Айсланда, теперь уже и шейх Либии, и просто хороший человек))
Фрей развалился на качелях в саду, у себя во дворе. Качели были как кровать на цепях. Способные выдержать внезапный приступ страсти пары.
– Привет, бро, – улыбаюсь я, садясь на край.
– Здравствуй, брат, – улыбается он.
– Ну что, токсичный абьюзер, рассказывай, читатели говорили, чего ты такая собака борзая, разве можно так с любимым поступать?
Фрей дернул уголком губ, то ли улыбнулся, то ли отмахнулся.
– У нас шестой век, мы еще не знаем, что это токсично.
– Но ты бы не хотел такого отношения к себе?
– Какого? Чтобы меня любили? Хотел бы, конечно.
– Ну, чтобы тебя били, пытали, стреляли стрелами в нервы.
– Наверное, я бы не доводил любящего человека до этого.
– Но как ему было понять, что ты – любящий человек?
– Согласен, трудновато, – Фрей солнечно смеется, – но на каком-то этапе можно было догадаться. Сначала, конечно, я и сам этого не знал, я просто ревновал и злился. Когда Иска перестал сопротивляться, я перестал его бить.
– И ты был бы согласен испытать то же самое на себе?
– Ну как сказать, согласен, если бы Иске это было нужно, если бы ему этого хотелось – то да. А так, чтобы я понял, как это больно – нет. Потому что я не пойму. Потому что у нас разные причины. Если бы человек это делал из любви, да, не умея ее проявить или, наоборот, это была такая садистская форма любви – тогда пожалуйста, что угодно.
Фрей улыбается и продолжает:
– Мне тут хочется сделать вывод, что вот этим абьюзер и отличается от искренне любящего садиста. Абьюзер делает все из чувства страха, он не приемлет подобного к себе, ему нужен контроль, потому что он ничего не контролирует в своей жизни. А садист так любит. Но я воин шестого века соседнего с вашим мира, и такие глубокомысленные выводы – твое дело, ты у нас автор.
– Читатели скажут, что ты говоришь, как я.
– Ну, мы с тобой психологические братья (это я у тебя этот термин в голове нашел). Привилегия героя, иметь возможность копаться в твоей голове. Ты все знаешь обо мне, но я все знаю о тебе. Могу пользоваться твоими знаниями и твоими словами.
– Это на здоровье. Как тебе наш мир?
– О, ты уже знаешь же. Спорт, например. Особенно смешно, когда неуклюжие, запустившие здоровье мужчины, вместо того, чтобы тренироваться, смотрят, как тренируют силу и ловкость другие мужчины и это считается у вас мужественно – смотреть бокс, футбол. Мне этого не понять. Я могу понять, что у вас более безопасная жизнь, вам не нужно быть сильным мужчиной, чтобы выжить, но зачем это смотреть? Ну даже пусть они это смотрят, потому что им это напоминает, о том, как нужно, но почему это считается по-мужски? Ведь это жалко. Слабый, толстый, больной мужчина смотрит на то, какой сильный и ловкий другой мужчина. Какая-то щемящая латентная гомосексуальность в этом. А уж когда я посмотрел рестлинг. Это и вовсе легальный гомосексуальный петтинг какой-то. Мы с Иской перед тем, как потрахаться всегда рестлингом занимаемся.
Фрей ярко смеется.
– И в целом телевидение. Вот кино, например. Мужское, боевики. Это когда мужчины, которые ничего не делают, смотрят, как другие мужчины спасают мир или делают какие-то реальные дела. Но понарошку? У меня это вызывает презрительную усмешку, конечно. Я понимаю потешное скоморошье, понимаю, когда менестрели веселят людей, понимаю, что важно рассказывать о подвигах настоящих людей, пусть через кино, чтобы другие помнили, что они могут так же. Понимаю даже, когда это выдуманная история, но она какая-то… поучительная, что ли, когда она для того, чтобы человек мог сделать так же, задуматься о чем-то. Но ведь нет, ваше кино это просто ряд яростных картинок, призванный вызвать всплеск адреналина и тестостерона в слабых мужчинах. Жалко и убого.
– А книги?
– Книги я всегда любил, – Фрей снова смеется. – Книги – они учат мыслить.
Он немного подумал и усмехнулся.
– Да, в мое время написать книгу очень дорого, поэтому нужно было очень хорошо подумать, что ты хочешь сказать. Поэтому для меня безоговорочно – книга учит мыслить. Но если бы я жил в твоем мире, то я бы говорил, то, что не учит мыслить – не книга.
Фрей рассмеялся.
– А ты же так и говоришь, да?
– Да, – согласился я, – но в твое дикое время я все равно бы не хотел жить, несмотря на то, что книги у вас отборные. Разве что можно бы было у вас пожить с событий второй книги, когда к вам придет…
– Да-да-да, – отмахнулся Фрей, – еще бы.
– Ты любил Тристакиннию?
– Как сестру. Как любую женщину, – пожал плечами Фрей. – Я бы верно жил с ней, если бы не встретил в этой жизни Иску. Я не был счастлив и не полюбил бы ее, но… наверное, ей это было и не нужно. Я рад за ее счастье.
– Ты мстишь врагам?
– У меня нет врагов. Наверное, есть люди, который считают врагом меня, но они заблуждаются. Я стараюсь побеждать врагов, делая из них друзей. Считаю, это единственный способ окончательно уничтожить врага. Но если бы у меня случилось что-то такое, за что стоило бы отомстить, я бы отомстил. Но как я считаю, что лучшая победа над врагом, это сделать его другом, так и лучшая, самая сладкая, месть – это заставить человека понять, что он сделал. Если ты хочешь заставить человека мучиться – заставь его понять и осознать, какое зло он сотворил.
– Почему ты решил рассказать свою историю?
– Чтобы ее не переврали другие. Я знаю, что ты рассказываешь только правду. Это важно, чтобы кто-то где-то сказал правду о тебе.
– Какая у тебя цель в жизни?
Фрей задумался.
– Говорят, что человеку нужна какая-то борьба, нужно с чем-то сражаться, что-то преодолевать. Что это определяет человека – наличие цели и борьбы. Но для меня человек то, что он делает после победы. Когда он знает, ради чего он хочет победить. Я вот жду своей победы, мне есть чем после нее заниматься. Моя цель – победить. Ради счастливой вечности. Поэтому, наверное, точнее сказать, моя цель – быть счастливым. Вечно. Мне так нравится.