042. Ты тоже сделаешь мне больно?

Вернуться к — Публицистика

Are You Going To Hurt Me Too?

Эксперт предлагает 10 шагов, чтобы обуздать насилие над детьми.

Эндрю Ваксс
Впервые опубликовано в журнале Parade, 13 октября, 1985 года.
Перевод: Sonya Grona

Эндрю Х. Ваксс, в прошлом следователь государственной службы США, социальноый работник отдела соц. обслуживания и директор тюрьмы строгого режима для несовершеннолетних. Сейчас он адвокат, чьи клиенты в основном, дети. За время своей карьеры, Эндрю Ваксс разобрался с сотнями дел о сексуальном насилии и насилии над детьми. Благодаря этому опыту, он беспощадно смотрит на систему и нетерпим к общим фразам. Его первый роман, «Флад» (Donald I. Fine, Inc.), охватывая то же поле, описывает историю мужчины и женщины, которые ищут детского насильника в Нью-Йорке. Ваксс верит, что мы можем защитить наших детей. Вот 10 шагов, которые, по его мнению, могут сработать.

4-хлетний мальчик, у которого половина лица в повязках, а руки покрыты сигаретными ожогами, спрашивает адвоката, которого ему представили соцработники: «Ты тоже сделаешь мне больно?»

Я был тем адвокатом. Этот маленький мальчик, как и сотни других, похожих на него детей, научился бояться мира взрослых. Ребенок, который спрашивает: «Ты тоже сделаешь мне больно?», на самом деле говорит со всеми нами, с обществом в целом. И если мы признаем жестокую реальность, то правдивый ответ запросто может быть «да».

Сегодня большинство американцев знают, что насилие над детьми стало реальной эпидемией. Тем не менее, возмущенное пустословие ушло далеко вперед по сравнению с реальными действиями. У нас есть законы, обязывающие сообщать о возможном насилии над детьми; у нас есть круглосуточные «горячие линии», которые обещают немедленное расследование; у нас есть специальные суды для подобных разбирательств; и у нас больше программ и соцработников, чем когда-либо ранее. И тем не менее рекордное количество детей по-прежнему насилуют, физически и сексуально, и даже убивают. Очевидно, того, что мы делаем, недостаточно.

Жестокое обращение с детьми – это не новый феномен, он начался не тогда, когда газеты стали сообщать об этих ужасных историях читателям. Но те, кто считает, что это «открытие» насилия над детьми означает, что мы должны бросить все силы на «понимание» и реабилитацию насильников, приговаривают к нападению будущие поколения. Обнаружить, что в воде акула-убийца, может быть, и важно, но изучить, как эта акула убивает, не так важно, как вылезти из воды.

Нашим приоритетом должна быть жертва, а не насильник.

Правда заключается в том, что для многих из наших детей, семьи продолжают быть самым опасным местом в Америке. Большое количество этих жестоких семей ничто иное, как физические и эмоциональные зоны открытого огня. Но, по большей части, дети могут ожидать немного реальной помощи от системы. Защита детей по-прежнему рассматривается, как провинция «деятелей добра», и многие люди по-прежнему против того, чтобы государство вмешивалось в, как они думают, «семейные дела». На самом деле жестокое обращение с детьми является наиболее редко обнаруживаемым преступлением и одним из наименее вероятных видов уголовного преследования.

В конце концов, наше общество платит за свою пассивность. Те, кто выжил после насилия в детстве, вырастают, и мы сталкиваемся с несовершеннолетней преступностью, злоупотреблением алкоголем и наркотиками, проституцией малолетних и самоубийствами.

Ничего не изменится в лучшую сторону, до тех пор, пока мы жестко не взглянем на ситуацию.

Насилие над детьми пересекает все социальные, экономические, культурные и этнические пласты. Исследовательская и защитная работа, ограничивающаяся низким уровнем социально-экономического спектра, обречена на провал.

Не все насильники детей «больные» люди, которые нуждаются в лечении. На самом деле, они делятся на три базовые категории: 1) неадекватные родители – то есть, те, кто никогда не учился тому, чтобы быть родителем. Такие люди получают огромную пользу и от лечения, и от профилактики. 2) Психически больные родители – то есть те, чьи ментальные заболевания мешают им достичь минимальных стандартов родительства. Некоторые из этой группы поддаются лечению. И 3) злые родители – которые физически и сексуально эксплуатируют своих детей для пользы или удовольствия (или того и другого).

Насилие над детьми – это преступление. Оно может быть социальной проблемой; оно может быть продуктом нездорового ума; оно может свидетельствовать об общей дисфункции семьи… Но это всегда преступление. Общество, однако, в большинстве своем не воспринимает его именно так. Если кто-то жестоко нападет на ребенка на улице, мы захотим, чтобы его судили за это. Но если этот человек совершит те же самые действия в отношении своего собственного ребенка в своем собственном доме, мы назовем это «жестоким обращением» и вызовем социальных работников. Но ребенок, убитый своими родителями, настолько же мертвый, как и ребенок, убитый незнакомцем.

Мы должны перестать принимать эти убийства. Вот изменения, которые могут быть реализованы немедленно и не будут стоить ни копейки. Тем не менее, эти изменения будут иметь космический эффект не только на детей, над которыми издеваются сейчас, но и на весь курс нации в грядущие годы. Все, что от нас требуется – четко взглянуть на проблему и подойти к этим вопросам с единым чувством общей цели. Вот 10 предложений, которые могут быть реализованы завтра:

Все случаи насилия над детьми должны быть расследованы профессиональными, обученными специалистами по установлению фактов. Прежде всего соцработники должны выяснить, что на самом деле случилось, и только после этого начинать процесс «лечения». Мы не должны стесняться обращения в суд или перспективы тюремного заключения для насильника. Сейчас «расследования» часто проводятся лицами, которым либо не достает навыков, либо чья социальная философия ставит реабилитацию преступника выше безопасности жертвы. Пришло время, чтобы социальные работники научились некоторым приемам уголовных следователей, точно так же, как полиция использует приемы социальной работы в определенных ситуациях. Одновременно, адвокаты в агентствах по защите детей должны освоить базовые навыки обвинителя, и адвокаты, которые представляют детей, должны быть специально обучены.

Текущая система, где один и тот же социальный работник одновременно занимается защитой детей и реабилитацией родителей, должна быть заменена отдельными командами. Если адвокат пытается представлять и насильника, и жертву, то крики о «конфликте интересов» буду слышны во всем здании суда. Тем не менее, когда соцработник рутинно делает то же самое, мы это называем «семейной терапией» и принимаем. Сегодняшние законы требуют, чтобы защищающий ребенка работник работал «со всей семейной ячейкой», и слишком большое количество работников находят невозможным играть эту двойную роль. Выбирая между взрослым, который может выразить (и оправдать) себя, и ребенком, который вообще может не уметь еще говорить, не избежать некоторых смертельных ошибок. Общество должно внести необходимые изменения в законодательство. Дети-то не могут голосовать.

Ребенок в опасности должен быть защищен. Обеспечив его или ее безопасность, тогда и только тогда мы можем начать процесс работы с насильником. Это могло бы (и часто должно) означать изъятие правонарушителя из дома. Сейчас же, большинство преступников, совершающих инцест, остаются дома, на том основании, что они главные добытчики, в то время, как жертву помещают в другое место. Жестоким насильникам разрешено сохранять опеку над своими детьми, когда они соглашаются на психологическое консультирование – и слишком много детей, «знакомых социальным службам» умирают во время процесса лечения родителей. Пока жертва не защищена от опасности, она будет считать, что «помогающие организации» одобряют (и поддерживают) тех, кто их насилует.

Дети недолго являются детьми. Мы больше не может допустить бесконечного цикла, состоящего из изъятия, так называемого «лечения», возвращения в семью, продолжающегося насилия, изъятия, еще большего лечения, и так далее. Этот процесс сейчас продолжается до тех пор, пока ребенок не достигнет зрелости или пока родитель не совершит настолько жестокое зверство, что окажется за решеткой.

Мы должны ввести стандарты родительства. «Семья» не определяется биологией. Вам необходимы права, чтобы водить машину. Почему? Потому что, если вы не имеете минимальных водительских навыков, вы подвергаете опасности всех на дороге. Насилующий родитель гораздо большая опасность для общества, чем пьяный водитель. Моральное общество не установит стандартов для того, чтобы стать родителем, но установит необходимый минимум, чтобы находиться в этом священном статусе.

 «Конфиденциальность» семейного суда не должна быть щитом для защиты насильника. Пресса, которая всегда была единственной огромной силой для социальных изменений в этой стране, не должна больше исключаться из залов суда, где рассматриваются дела о насилии над детьми. Конечно, должны сохраняться запреты на использование имени жертвы, и заранее должны быть установлены правила взаимодействия прессы и судебной власти.

Правительство должно быть наказано за насилие над ребенком так же, как отдельный родитель. Неадекватные, коррумпированные или преступные центры дневного ухода, институты, агентства и приемные родители должны соответствовать строгим стандартам, с наказаниями за жестокое обращение с ребенком, находящимся в их ведении.

Каждой семье, обвиненной в насилии, должны предоставляться все возможности на исправление. Все возможности, но не бесконечный период времени. Такие семьи должны демонстрировать существенный прогресс так, чтобы подтверждалась безопасность ребенка, или появилось основание для лишения родительских прав. Слишком часто бывает, что ребенка забирают из жестокой семьи и помещают к приемным родителям, пока насильник ходит на «консультирование». Могут пройти годы, пока закончится этот процесс. Когда ребенок, в конце концов, возвращается, очередная вспышка жестокости просто приводит к еще одному приемно-дневному центру ухода. А жизнь ребенка, в это время, просто спускается в унитаз.

Социальные работники должны пройти психиатрическую диагностику, прежде чем их допустят до работы в системе. Если соцработник считает, например, что «все дети врут», или что дети фантазируют о сексуальном насилии, он не может качественно выполнять свою работу. Аналогичным образом, работодатели должны иметь возможность узнать, есть ли в досье у соискателя, который претендует на работу с детьми, какие-либо записи о насилии над ними. Сейчас, для изучения доступны только судимости.

В конце концов, мы должны принять «ментальность расстановки приоритетов», когда дело касается насилия над детьми. Это значит, что в первую очередь, мы должны вкладывать время и деньги в защиту детей, и только потом в реабилитацию тех, кто демонстрирует способность получать от этого пользу. Как можно быстрее необходимо определить, где мы можем помочь, и где наши усилия бессмысленны. Реабилитация нераскаявшихся преступников – трата наших финансовых ресурсов впустую. Общество имеет конечное количество ресурсов, и также должно иметь конечное количество терпимости.

Мы не можем изменить некоторых людей, но мы можем изменить способ, которым мы отвечаем на их действия. Мы не можем достичь совершенства, но мы можем сделать все, что от нас зависит, чтобы защитить самые ценные природные ресурсы – наших детей. Всякий раз, когда растет уровень преступности среди несовершеннолетних, пресса вопит о том, чтобы «принять более жесткие меры». Не настало ли время для того, чтобы принимать жесткие меры и ради наших детей?

Ребенок, который спрашивает: «Ты тоже сделаешь мне больно?» имеет моральное право на лучший ответ, чем тот, который мы пока ему даем. Это наша человеческая ответственность сделать этот ответ честным.

Вернуться к — Публицистика

Добавить комментарий