Вернуться к — Публицистика / Non-fiction
If You Could Listen to a Child’s Soul …
Эндрю Ваксс и Эдди Адамс
Впервые опубликовано в журнале Parade 16 июня, 1991 года
Перевод: Sonya Grona
Эндрю Ваксс – писатель, адвокат и главный авторитет в вопросах защиты детей. Его статья от 20 августа в журнале PARADE «Как мы можем бороться с насилием над детьми» вызвала широкий интерес и обсуждения. Эдди Адамс, фотограф, получивший Пулитцеровскую премию, специальный корреспондент журнала Parade, и, со своими заданиями, он объездил весь свет. На этих страницах они вместе представили уникальный взгляд сегодняшних детей.
Ясный осенний день в зоопарке Бронкса. Я стоял возле площадки с медведями. Она была полна: черные медведи, бурые, гризли, даже парочка маленьких малайских медведей. Они скакали в солнечных лучах, ныряли в воду, шутливо боролись, излучали чистейшую радость. Раннее утро, мирное и тихое.
Стайка детей спустилась ко мне. Сложно сказать, какого возраста – может быть, 6-8 лет? Все одеты в школьную форму, все, кроме двух. Их учитель собрал их возле перил площадки, с пониманием и спокойствием относясь к их восторгу, внимательно следя за тем, чтобы они, под влиянием духа приключений, не подошли слишком близко к медведям.
Дети наблюдали за медведями: кто-то серьезно, кто-то весело. Маленькая девочка весело мне помахала. Мальчик что-то прокричал. Медведи не обращали на них внимания, занимаясь своими делами.
В соседнем яме, на вершине голой скалы стояла белая медведица, ее белая шкура сливалась со льдом. Она наблюдала за новичком, сосредоточенная и невозмутимая. Из одной из пещер послышался тонкий звук. Появился маленький пушистый детеныш, который звал свою мать. Взгляд медведицы стал злобным, предупреждая меня держаться подальше.
– Она защищает детеныша? – раздался детский голос где-то у моего локтя. Маленькая девочка, отделившаяся от школьной группы.
– Ага, – сказал я ей. Азиатский ребенок, ее лицо было по-мудрому спокойным. Белый мальчик с одной стороны, черная девочка с другой.
– Моя мама так делает, – сказала она мне.
– Моя нет, – сказал белый мальчик. Я подкурил сигарету. 
Светловолосая девочка подергала меня за рукав, показывая на табличку «Не курить». Красивый латиноамериканский мальчик усмехнулся над ее naï veté. Я бросил сигарету под ноги на бетон. Я посмотрел за плечо, раздумывая, когда придет учитель и заберет их.
– Они опасны?- спросила девочка
– Конечно, – сказал я.
– Я не боюсь, – воскликнул мальчик.
– Я бы хотел приласкать детеныша, – сказал другой. Может быть, когда-нибудь ты это сделаешь, подумал я.
– Как так вышло, что она не с другими медведями? – спросил мальчик.
– Потому что у нее ребенок, – объяснил я. – если другие медведи приблизятся к нему, она их покалечит.
– Ей разве не одиноко?
– У нее же ребенок, тупица! – маленькая девочка ответила за меня.
– Ну и что? – усмехнулась другая.
Я слушал их перебранку, таких разных и таких неповторимых в своей форме. Радуга цветов, бездонный бак потенциала.
Дерганье за рукав.
– Мистер, а у вас есть дети?
Я посмотрел на медведицу.
– Я не знаю, – ответил я ребенку. Когда я уходил, я слышал, как она спрашивает учителя, что тот странный дядя имел в виду.
«Дети мира. Будущие цветы, сейчас еще семена. 
Некоторые растут на заботливой, возделанной, богатой любовью почве. Другие равнодушно вышвырнуты на самый холодный бетон, бороться за Дарвиновские бесстрастные солнечные лучи.
Каждый уникален, неповторим, как снежинка. И все одинаковые.
Наша раса. Человеческая раса. Один цвет — множество оттенков. Сокровища для одних, игрушки для других. Они достигнут звезд и прогонят тень.
Что такое дети? Нечто большее, чем что-либо еще, это еще один шанс для нашего расколотого вида. Еще один шанс сделать все правильно.»
‒ Какая разница между слоном и аллигатором? ‒ спросил старик.
Это не был вопрос. Это был его метод обучения. Так учили его предки на заре племен.
‒ Один ‒ млекопитающий, другой — рептилия, ‒ ответил я. ‒ Один живет на земле и иногда приходит к воде, другой живет в воде и иногда выходит на землю. Один – хищник, другой вегетарианец. У них обоих нет естественных врагов.
‒ Но на них обоих охотятся, да?
‒ Да, я понимаю. На слонов из-за слоновой кости, на аллигаторов из-за шкур. У них один и тот же враг — человек.
‒ Ты не понимаешь. Я спросил тебя об отличии, а не о сходстве.
‒ Я назвал вам много отличий.
‒ И все же упустил самое главное. Разница, которая навсегда разделяет их.
Детеныш аллигатора выходит из яйца вполне сформировавшимся хищником. Он не будет расти, он будет только становиться больше, понимаешь? Он ничему не учится. С момента рождения, он борется, чтобы выжить. Если ему это удается, если он достигает своего полного размера, он начинает охотиться. При рождении в нем 9 дюймов длины. В зрелом возрасте, возможно, 9 футов. Разницу можно измерить. Он улучшает свои навыки, свое мастерство хищника. Но, как бы ни сложилась его судьба, он всегда будет таким, каким он был рожден быть».
‒ Я понимаю.
‒ Разве? Ты работаешь с детьми. Чтобы работать с детьми, 
нужно знать их. Слоненок не может выжить самостоятельно. Его нужно воспитывать, он нуждается в защите. Без любви он умирает. В зависимости от того, как его воспитают, слоненок вырастет и становится рабочим животным, циркачом, мирным зверем, который доволен жизнью в гармонии. Но некоторые слоны вырастают мерзавцами, опасными для человека. В зависимости от того, как их растят ‒ в этом суть. Теперь ты видишь разницу?
‒ Так что спросите себя: дети ‒ это аллигаторы, обреченные быть тем, кто они есть, с самого рождения, или слоны, у которых нет предопределенной судьбы, но которые способны на что угодно?
Дети учатся через подражание. Некоторые подражают своим оппрессорам. И мы называем их чудовищами.
Ребенок встречает незнакомца, поднимает лицо вверх, изображая поцелуй. А у других глаза настороженные, спрашивающие: «Ты тоже сделаешь мне больно?»
Для ребенка нет последовательности, только слияние. Все происходит одномоментно. Только взрослые знают, как это называть. Только дети могут это почувствовать.
Мы сдаем тест, и иногда мы его заваливаем. Дети, с которыми обращались жестоко, кричат «Больно». Неуслышанный и незамеченный, этот крик становится пророчеством.
«Поступай так с другими!» – теперь это их боевой клич.
Ребенок ищет ответ, но сталкивается с символами. Объясните «ситуационную этику» ребенку. Если сможете.
И поэтому ребенок говорит: «Если я могу создать жизнь – я мужчина». И у мира появляется больше детей.
А вот ребенок говорит: «Если я могу забрать жизнь – я мужчина». И у мира их становится меньше.
Если бы вы могли послушать детскую душу… Вы бы услышали богатое смешение симфоний или безжалостный метроном: тик, тик, тик…
Бомба, ждущая своего часа.
Дети одинаковы. Генетические различия неважны. Культурные различия всего лишь цветы в едином земном букете.
Дети – вне границ. Рожденные для войны, они становятся целителями. Рожденные с привилегиями, они становятся воинами.
Внутри каждого из нас находится этот корень узнавания. Когда мы все – одно.
Один ребенок.
Если бы только мы могли узнать друг друга в темноте.
Прим.: Это фото-эссе положило начало тому, что стало книгой “Еще один шанс сделать все правильно”