#Amnuel ага, я, например, люблю только про реальность. А про ложь-то какой смысл читать? Потому Амнуэль и мой любимый автор.

Павел Амнуэль

October 11 at 9:46 PM

Еще один рассказ. Он был опубликован в журнале «Если» (№ 7, 2006). Меня порой упрекают, что я слишком часто пишу о многомирии. Но дело в том, что мы в нем живем. И многое, что с нами происходит, связано с тем, что мы живем в многомирии, и никуда от этого не деться. Сюжет этого рассказа, вообще говоря, не фантастический. Или — все-таки?..

Павел Амнуэль

Голубой Альциор

«Тебе сегодня лучше, милая, я вижу, тебе лучше, Елена Семеновна говорит, что ты поела немного каши, ты должна хорошо кушать, чтобы поправиться, я приподниму тебе подушку, так тебе удобнее, давай, если хочешь, поиграем в нашу игру, ты еще не забыла последний маршрут, куда это мы летали, да-да, ты права, на Вегу, погоди, я тебе еще немного приподниму подушку, и мы отправимся…
…Вега. Созвездие Лиры. Четыре звезды ромбиком. Вега в уголочке. Видишь? Самая яркая. Самая яркая звезда на небе – летом, конечно, а зимой Сириус, туда мы с тобой летали в декабре. Представила? Голубая яркая Вега, поворачивай корабль, штурвал у тебя, два румба к востоку… Что ты говоришь? Оранжевая? Нет, солнышко, Вега – голубая и самая яркая. Почему ты настаиваешь, может, ты не туда смотришь? Хорошо, пусть будет оранжевая, это не так уж важно. Что ты говоришь, солнышко? Рядом действительно голубая, только слабее? И кажется, будто две капли? Милая, ты, наверно, перепутала – оранжевая и голубая, рядом, как капли, это Альбирео, в созвездии Лебедя, я тебе рассказывал, но туда мы полетим в другой раз, а сегодня Вега, хорошо? Да-да, оранжевая, как апельсин. И голубая пусть рядом, если тебе так хочется, не будем спорить… Господи, сейчас-то уж какая разница, пусть будет оранжевая, пусть будет зеленая, пусть хотя бы просто будет…»

* * *
– Доктор, она сегодня выглядела гораздо лучше, я вам говорю. Не такая бледная.
– Садитесь, Владимир Александрович. Я сожалею, но… Это временно. Девочка очень обрадовалась вашему приходу.
– Ей стало лучше, я вижу.
– Боюсь, Владимир Александрович, эта неделя… м-м… окажется последней. Вы должны быть готовы.
– Вы не можете так говорить, доктор!
– Ремиссия… Вы знаете, последняя пересадка не помогла, и…
– Вы не имеете права так говорить! Господи, ей всего пять лет! Она должна жить, пусть лучше я…
– Сожалею, Владимир Александрович, но болезнь не разбирается…
– Еще одна пересадка?
– Сожалею…
– Да, я понимаю. Вы правы, доктор, она выглядит лучше, но что-то уже… Знаете, мы играем… У Машеньки богатое воображение, замечательная память, я с трех лет учил ее запоминать звезды и созвездия. Мы играли, я рассказывал о звездах, показывал на небе, если был ясный вечер, и мы как будто отправлялись на звездолете, Машенька навигатором, наносила маршрут на карту – в уме, чтобы лучше запомнить, меня отец так учил, когда мне было шесть или семь лет, я до сих пор помню, может, потому и стал астрофизиком…
– Не нужно так волноваться. Я хочу сказать…
– Подождите, доктор, послушайте. Она уже запомнила много звезд и половину созвездий, северные – почти все. А сегодня… Я проложил маршрут к Веге, мы уже летали туда, она прекрасно знает Лиру и все звезды… Голубая Вега, а сегодня Машенька сказала, что Вега – оранжевая. Спутала Вегу с Альбирео. Я подумал… Наверно, вы правы. Ей не лучше. Она начала забывать… Господи, это ужасно… Почему? Почему – дети? Почему не…
– Пожалуйста, возьмите себя в руки. Час назад приходила ваша жена…
– Бывшая. Мы не…
– Да-да. Бывшая. Она держалась крепче.
– Ира всегда была крепче меня. Может, потому и ушла, что… Я могу еще побыть с дочерью?
– Сейчас она спит. Подождите в холле, медсестра вас позовет, когда будет можно.
– Я бы не хотел столкнуться с…
– Ваша бывшая жена ушла, Владимир Александрович, сказала, что придет вечером.
– Я уйду раньше, не хочу с ней встречаться.
– Понимаю.
– Подожду в холле.
– Конечно. И еще… На память лейкемия не влияет. Если ваша дочь говорит, что Вега зеленая…
– Оранжевая.
– Неважно. Значит, она так с вами играет. Не спорьте с ней.
– Я и не спорю.

* * *
«Я тебя немного поверну, вот так, теперь мы можем смотреть друг другу в глаза, ты хорошо поспала, до ужина есть время, надо поесть, милая, чтобы быть сильнее, я понимаю, что не хочется, хорошо, давай играть дальше, не к Веге, ну и ладно, мы еще не летали к южным созвездиям, есть среди них очень красивые, они видны и у нас – летом, низко над горизонтом, созвездие Скорпиона, помнишь, когда мы были в зоопарке, заходили в маленький домик, о, ты даже помнишь название, конечно, террариум, точно, и там… правильно, такой противный, но нам же не с живым скорпионом играть, а созвездие очень красивое, несколько звезд – клешни, несколько – хвост, и в хвосте самая яркая звезда, красная, как эта кнопочка на панельке, она называется Антарес, и знаешь почему, потому что она очень похожа на планету Марс, это бог войны, мы называем его Марс, а в древней Греции был бог Арес…
Что ты говоришь, милая? Нет такого бога? Ремос? Почему Ре… Хорошо, пусть будет Ремос. Если ты хочешь… Красный, как… Почему голубой? Милая, ты хочешь играть в другую игру? Давай, только я не… Голубой Ремос, и я сам тебе это объяснял? Милая… Что ты сказала? Да, конечно, сейчас голубой, а когда-нибудь станет красный, ты права, но я тебе это не гово… Хорошо, давай полетим к голубому Ремосу в созвездии Скорпиона. Ориентиры такие, запоминай: три звезды рядышком в хвосте и три в голове… Нет, погоди, я говорю – три… Хорошо, милая, не нужно нервничать… Четыре так четыре… Скажи, родная… Я у тебя спрошу, а ты вспомни, это очень важно. Когда мы только начинали играть… Верно, Большая Медведица. Ковш. И ручка… Сколько? Ты уверена? Ты точно помнишь? Повтори, это очень важно. Да, я понял: ручка вверх, а в глазу медвежонка яркий синий зрачок…»

* * *
– Я понимаю, Елена Семеновна, но…
– Ваша игра очень взволновала девочку, у нее ускорился пульс и поднялась температура. Пожалуйста, в следующий раз играйте во что-нибудь другое.
– Ей хуже?
– Она опять заснула, а вечером придет Ирина Павловна и останется на ночь, вы же не хотите с ней…
– Я приду утром.

* * *
«Знаешь, милая, давай сегодня играть иначе, поменяемся, ты будешь капитаном, а я штурманом, куда ты хочешь, чтобы мы полетели, Альциор, пусть будет Альциор, я только забыл, где… да, конечно, в созвездии Ориона, Орион – небесный охотник… ты думаешь, что… хорошо, пусть будет греческий царь, хотя… нет, молчу… Альциор – он яркий? Нет, я вспоминаю, конечно, но ведь ты сегодня командуешь, а я только наношу путь на небесную карту… Голубой, понятно, ярче Сириуса, даже так, самая яркая звезда на нашем небе, прошлой зимой я тебе показывал… да, помню, я еще говорил… что же я говорил, милая… я помню, конечно, но ты повтори, пожалуйста, вот оно что, Альциор – минус первой величины голубой гигант… что ты сказала… спектральный класс О… ты знаешь, что это такое, я тебе этого не… впрочем, если ты знаешь, значит… Расскажи, что еще ты знаешь об этой звезде. Три планеты, понятно, одна, как наша Земля, только далеко и все равно холодно, а две ближе, и на одной, самой близкой… да, очень интересно, скажи, пожалуйста, ты ведь знаешь и другие созвездия, нет, туда мы сегодня не полетим, но если я тебе о них рассказывал… Кассиопея, говоришь… послушай, родная, мне кажется, я еще не… прости, я ошибся, не нужно нервничать, Кассиопея и в ней самая яркая красная звезда Дирона… Дирона… если ты говоришь, то так оно и есть, точно, ты у меня умница, ты мне обязательно расскажешь о Дироне и об Альциоре, а сейчас давай ненадолго посадим звездолет на какой-нибудь астероид, тебе нужно принять лекарства… потом полетим дальше, только не забывай, что сегодня ты капитан, ты выбираешь, полетим мы к Альциору или Дироне, или… ну, скажем, к Альтаиру… хорошо, пусть, нет такой звезды… мы опускаемся на астероид… все хорошо, правда?»

* * *
– Мне нужно с вами поговорить, Владимир Александрович. Садитесь, пожалуйста.
– Машенька сегодня…
– Да, у вашей дочери наблюдается определенное улучшение. Ремиссия, к счастью, оказалась более длительной, но… Вы сами, видимо, понимаете, что это временное улучшение.
– Нет, доктор, теперь Машенька пойдет на поправку.
– Владимир Александрович, послушайте…
– Нет, это вы послушайте! Маша пойдет на поправку, она поправится, я уверен.
– Я понимаю, вам хочется думать…
– Доктор, я знаю! Сегодня мы полетим к Альциору. А может, к Дироне. Это звезды, мы с Машенькой играем в звездные путешествия уже два года.
– Я помню, вы говорили. Постарайтесь ее не утомлять. Когда девочка устает, она хуже воспринимает лекарства, и это укорачивает ей…
– Удлиняет, доктор! Вы сами сказали: ей сегодня лучше. Я уверен: завтра…

* * *
«Теперь расскажи мне о Дироне. Это большая звезда? Маленькая? Меньше Солнца? Почему же она самая яркая в Кассиопее? Ну да, верно, твой отец поглупел, как я не догадался – раз ярче, значит, ближе, а если ближе, то мы на нашем звездолете долетим за… сколько, говоришь… завтра к утру… завтра, как хорошо, что есть завтра, можно думать о завтра… ты думай… о завтра и о послезавтра… что ты говоришь, я не расслышал… конечно, к галактике Андромеды мы полетим тоже… подумать только, ты знаешь слово «галактика», разве я тебе… прости, у меня, должно быть склероз, и если ты напомнишь мне о галактиках, о тех, что я тебе показывал… правда?.. такие близкие?.. как огромные цветные спирали, перечеркнувшие небо… это замечательно, карандаш… где здесь можно найти карандаш… вот, оказывается есть в тумбочке, и бумага тоже, правда, немного помятая… очень красиво, и ты знаешь, очень точно… очень… и расположение ветвей, и балдж в центре… да, вот это… Господи, ты знаешь, что такое балдж, я уверен, что никогда не рассказывал тебе… молчу… да, раз ты говоришь, что видела в телескоп, значит, я действительно брал тебя с собой в обсерваторию… с мамой? Почему с… конечно, с мамой, правда, я не уверен, что твоя мама захочет играть в эти игры, ты же ее знаешь… ну, если ты так считаешь, то, конечно, мама пусть тоже поедет с нами, я уверен, что она согласится… а сейчас поспи, во сне лечатся все болезни, да-да, ты здорова, но и здоровым детям нужен здоровый сон… ха-ха… это я от счастья, милая…

* * *
– Владимир Александрович, на минуточку… Ваша дочь… Нет, с ней все в порядке, она проснулась и хочет играть. Вы всю ночь провели в этом кресле?
– Как она сегодня?
– Вы знаете… Это очень странно, доктор с вами еще поговорит… Но анализы значительно улучшились. Очень значительно. Доктор даже надеется, что это не ремиссия, а… При лейкемии бывают… очень редко, но случаются… доктор не хочет внушать вам надежду, но похоже…

* * *
«Капитан, штурман прибыл и ждет приказаний. Ты хочешь прямо сегодня полететь к квазару? К какому? Три цэ двести семьдесят три? Уверена? Ты знаешь, что это такое? Это очень страшное место, там внутри огромная черная дыра, миллионы Солнц, и если она захватит наш звездолет… Нет, я не мог говорить тебе такой чепу… Ну, хорошо, если это написано в книге… Детская книга о звездах, говоришь? Я ее тебе купил? Видишь ли: есть какие-то вещи, которые я забываю, это потому, что я уже старенький… Что ты говоришь, милая, мы с мамой уже год… Прости, я опять ошибся. Да, конечно, мы не расставались и в прошлом году вместе ездили к бабушке… Куда, ты сказала? В Кампаро… Но наша… Да, конечно, Кампаро, замечательный городок. А в будущем году вместе полетим на море… Что ты говоришь? Мама сейчас придет? Знаешь, я, пожалуй, пойду немного погуляю…»

* * *
– Послушай, Володя, ты понимаешь, что это чудо? Господь его нам сотворил, и я… я обещала Маше, что… В общем, давай попробуем еще раз. Не так уж мне было хорошо без тебя.
– Господи, а мне без тебя было просто отвратительно! Я все время ездил на наблюдения…
– Знаю, ты недавно вернулся из Средней Азии?
– Давай пообедаем вместе после того, как я поиграю с Машей. Она сегодня хочет отправиться к квазару…
– Тебе не кажется, что эти игры ее утомляют? Машеньке всего пять лет, а ты нагружаешь ее сведениями, совершенно ей не нужными.
– Пожалуйста, Ира, не будем опять ссориться. Это не я нагружаю Машу, а… Но ты мне не ответила: мы пообедаем вместе?
– Хорошо. Пойдем, Машенька ждет.

* * *
«Расскажи мне еще о Беллатриксе. И о Ригеле. Ты так много знаешь, милая. Да, из книг и из анимации, и я тебе тоже показывал, но мне и в голову не приходило, что ты так хорошо запоминаешь. Рассказывай. Пусть это будет экзамен, я профессор, а ты студентка. Ригель. Желтый карлик. Ригель? Ну, конечно, желтый, не спорю, ты права. В том мире, где мы играем, все происходит именно так, и ты очень удивишься, когда… Впрочем, как хорошо, что ты удивишься. Только дети умеют так замечательно удивляться. А мы, взрослые, не понимаем… Мы удивляться разучились, и другие звезды кажутся нам… Нет, милая, это я о своем. Полетели…»

* * *
– Нет, Владимир Александрович, завтра мы вашу девочку еще не выпишем, я хочу понаблюдать… Все в порядке, никаких осложнений, выздоровление полное, можете не сомневаться, но перестраховка не помешает, я выпишу Машу в понедельник и объясню, как с ней себя вести в первое время, чтобы реабилитация прошла нормально. Вы пришли с женой? Замечательно, я рад, что у вас все наладилось. Скажите, вы не станете возражать, если о случае с вашей дочерью я доложу на конференции по проблемам лейкоза в Санкт-Петербурге? Спасибо. Как я объясняю? Скажу откровенно, медицина еще не может объяснить подобные феномены, хотя они время от времени происходят. С детьми, кстати, значительно чаще, чем со взрослыми, но все равно очень редко – один случай спонтанного выздоровления на сто тысяч смертей. Что вы говорите? Игра? Вы играли, я знаю, но, извините, я врач, а не… гм… От игры в звезды состав крови измениться не может, вы физик, должны понимать. Да, всего хорошего, жду вас с женой в понедельник в восемь утра. У вас замечательная девочка, Владимир Александрович!..

* * *
Ира укрыла дочь, подоткнула концы одеяла, чтобы не сползало, Машенька всегда спала беспокойно, а после болезни вообще не любила укрываться. В комнате было прохладно, окно Ира оставила на ночь приоткрытым, доктор дал такие противоречивые рекомендации: чтобы свежий воздух и чтобы не допустить простуды.
Маша что-то пробормотала во сне, улыбнулась, и Ира улыбнулась в ответ, хотя дочь не могла этого видеть. А может, могла, может, улыбка матери видна ребенку всегда – спит он или бодрствует, играет или смотрит телевизор, болеет или… Особенно, если болеет.
Ира постояла у кровати спавшей дочери и тихо вышла на веранду, где Володя сидел на ступеньках, курил и смотрел на звезды. Он всегда смотрит на звезды, звезды он знает лучше, чем людей, а людей не знает, детей особенно, и собственную дочь тоже… Если бы он не мучил девочку своими играми-путешествиями, может, она и поправилась бы раньше…
Ира опустилась на ступеньки рядом с мужем, положила ладонь ему на колено, он положил сверху свою, и они молча сидели, пока не взошла огромная рыжая луна.
– Хорошо, правда? – сказала Ира.
Володя молчал, Ира повернула голову и посмотрела на мужа. Он плакал. Смотрел на звезды и плакал молча, сухо, невидимо, как могут плакать только мужчины.
– Нервы, да? – сказала Ира. – Успокойся, все уже хорошо. Теперь все у нас будет хорошо, слышишь?
Володя молчал, у него едва заметно дрожали губы.
– Тебе нужно отдохнуть, – сказала Ира. – Хочешь, съездим втроем в Калугу, к твоей маме? О чем ты думаешь?
«Машенька умерла, – думал Володя. – Вы ничего не поняли. Ты. Врач. Никто. Только дети могут понять, но не понимают, потому что для них это естественно, как пить материнское молоко. А потом они вырастают и думают, что начинают понимать, хотя на самом деле тогда-то и перестают чувствовать очень многое из того, что было им доступно… Мы играли, я учил ее узнавать звезды и созвездия. Однажды она сказала, что Вега – оранжевая. Я подумал сначала, что она забыла… из-за болезни… Это не так. Маша… И все дети, не только она… Они живут во многих мирах… Все мы – ты, я – мы тоже живем во множестве миров, потому что нет одной вселенной, каждое мгновение мир ветвится, возникают новые… И каждое мгновение мы выбираем мир, в котором проживем следующую секунду. Но мы этого не ощущаем, а если ощущаем, не придаем значения, а если кто-то такое значение придает, мы говорим, что он страдает шизофренией… Для детей все естественно, для них это игра – они легко переходят из мира в мир, меняются мирами, как фантиками, и всякое мгновение они другие, понимаешь, нет, ты же взрослая, ты не можешь этого понять, а я понял, когда Маша сказала, что Вега – оранжевая, это была Вега из той вселенной, где она действительно оранжевая, и там я действительно говорил Машеньке, что Орион – греческий царь, потому что там это так и есть, и я ей действительно… Эта игра… Я играл с Машей из другого мира, из того, где она была здорова. И я начал задавать вопросы, своими вопросами я заставлял ее, ту Машу, из другого мира, больше времени проводить здесь, а наша Машенька уходила туда, и я все спрашивал, она отвечала и оставалась, я уже понял, что происходит, и задавал новые вопросы, для Маши это была игра, а для меня… И я уже понимал: если Маша поправится, то там… в том мире, где Вега оранжевая и бабушка живет в Кампаро, а не в Калуге, в том мире она умрет. Я забрал ее – здоровую – из мира, который… А там она умерла. Наша Машенька. Мы играли, и я обещал ей, что на будущий год мы полетим к морю. Обещания, которые даешь детям, надо выполнять. Мы полетим к морю, обязательно. С Машенькой. Но – не с нашей. А наша не полетит, потому что там… ее уже нет. Понимаешь?»
– Володя, – сказала Ира. – Ты устал. Мы все устали, это были такие долгие недели… Пойдем спать, хорошо?
– Детские игры… – пробормотал Володя. – Мы забываем о них, когда становимся взрослыми.
– Что? – не поняла Ира.
«Я не должен был заставлять ее играть в эту игру… Это была наша судьба, а я переложил ее на… На наши плечи, все равно на наши, но там мы с тобой немного другие»…
– Володя, – сказала Ира, – хочешь, я сделаю тебе массаж, как раньше, когда у тебя болела голова, помассажирую тебе виски и затылок, и все пройдет.
Володя тяжело поднялся и помог подняться жене.
– Да, – сказал он, – сделай.
По дороге они заглянули в детскую. Маша спала, свернувшись калачиком и подложив ладони под щеку. В лунном свете она выглядела такой бледной, что…
Ира коснулась щеки дочери и облегченно вздохнула.
– К маме мы можем съездить на выходные, – сказала она мужу. – А летом – к морю.