Может и лужа, да только ту лужу орёл не перелетел
Задание: как я первый раз сел в лужу.
А, есть у меня такое, есть.
Значит, было мне 6 лет, я в первый класс уже ходил. Мы жили в новом районе, в доме самостроя, тоже очень новом. До нас в этой квартире никто не жил, дом только сдали, и туда понаселили всех-всех-всех. Такая соседливая коммуна была огромная, пока все не ухнуло и железный занавес не разбился на множество железных дверей на квартирах и подъездах.
Вокруг нашего квартала были огромные пустыри, говорю же, район совсем новый.
Осенью пустыри превращались просто в поля из грязи, взрослому человеку по колено. Ни тропинки, конечно, ничего, кто будет делать тропинки на пустырях? Ну как протопчут люди, так и ходишь.
И я в очередной раз простыл. Ну, я простывал адски часто, больше потому, что мамке не хотелось ходить на работу, а мне в школу. И мы фелонили вместе на больничном, читали книжки и делали прочие интересные вещи. Мамке было тяжелее, конечно, надо было постоянно выбирать, хочет она больше на больничный или напакостить мне, чтобы жизнь малиной не казалась. Больничный, обычно, побеждал.
Нам прописали кучу всего и надо было идти в аптеку. У мамки почему-то случился очередной параноидальный припадок – никакой логики в припадках взрослых я так и не вывел. Меня отпускали гулять одного, оставляли одного дома, в деревне я несколько раз ночевал в лесу, когда мне было меньше пяти лет! Но иногда мамку накрывало, у нее случались педагогические припадки и она вдруг отпускала меня гулять до какого-то времени – почему-то, не оставляла одного – почему-то. Выглядело это, словно она бесноватая. Вчера мне можно, а сегодня нельзя. Не делайте так, родители, это быстро приучит ребенка махнуть на вас рукой и не воспринимать вас и ваше нельзя всерьез. Ну потому что вы придурочные. Сегодня так, завтра этак, значит процесс не опасный, просто у вас настроение меняется.
Ну и вот, почему-то в этот раз меня с температурой и какой-то там очередной ангиной нельзя было оставить дома. И мы пошли в аптеку. Нельзя было ни отца попросить завтра по дороге на работу съездить, ни самой в город съездить, ни лелю попросить, не позвонить, блин, ей на работу с автомата. Короче, ниче нельзя, потому что у нас припадок идиотизма. Аптека открылась за одним из пустырей, в таком же оазисе из трех домов.
Я напоминаю, это черное поле жидкой грязи, взрослому по колено. Ну, кто-то протоптал тропочку, но она растекается и снова превращается в грязь. Где-то грязь не такая глубокая, где-то взрослому по бедра.
И вот мы пошли. Пустырь мне 6летнему казался бесконечным, причем, не с моей точки зрения, а вот я смотрю на мамку, она впереди, и она такая маленькая посреди этого черного поля лужегрязи.
Мамка идет впереди, протаптывает мне дорожку. И как в каком-то мистическом фильме ужасов говорит, как заклинает: Славочка, ты только не упади, иди след в след, не измажься.
А как, блин, не измажься, мам? Ну я иду. Ветер воет, какая-то морось мерзкая с неба сыплется. Я укутан, потому что осень, у меня ангина, мне очень неудобно и тяжело идти, обувь утопает в грязи и ноги трудно поднимать. Следы матери быстро растекаются снова в вязкую лужу.
Где-то посередине пути матери стало меня жалко и она говорит – хочешь, я отведу тебя домой и схожу сама? Посидишь с тетейМотей?
Я думаю, хрена себе танцы, сначала пилить обратно, потом мамка одна пойдет по этому полю. Нет, говорю, не надо, я тебя не оставлю. Почему-то она благодарно улыбается, хотя нахрен ей 6летний ребенок в поле грязи, одной действительно сподручнее же.
И вот мы идем как в фильме-катастрофе. Я смотрю под ноги и иногда вдаль, а пустырь не кончается. До меня доносится периодически голос мамки: аккуратно, аккуратно, иди по следам. И заклинание: Славочка, ты только не упади.
И я вдруг представляю себя героем Джуда Лоу в пронзительном “Мудрость крокодилов”, когда он вспоминал про облегчение, отпустив ветку. Я думаю, если упасть, то все кончится. Не надо будет мучиться и бояться упасть. Я наступаю просто в грязь, поскальзываюсь и падаю, под очередное: Славочка, ты только не упади.
Мамка идет дальше, а я лежу, грязь мягкая и приятная. Я философски смотрю вдаль. Мамка оборачивается, потому что не слышит чавканье и сопение. Видимо я очень забавно лежал, потому что она начинает хохотать, я от макушки до пяток в грязи и серьезно-грустно смотрю перед собой. Она возвращается, вытаскивает меня из грязи, пачкается сама, конечно, я же застрял в этой лужегрязи, я тоже смеюсь. Дальше мы идем уже рядом, держась за руки, не выбирая место, потому что мы грязные полностью. Нам уже не страшна грязь. Мы часть системы. Часть лужегрязи. Мы долго ищем аптеку в тех трех незнакомых домах, спрашиваем у людей, люди нас шугаются, мать чехвостит их, что до вас не дойти, и потом со мной их обсмеивает.
Мы покупаем все в аптеке, и думаем, что нам еще же обратно идти.
Но обратно, оказывается, есть окружная дорога, чистая. И мы вернулись по ней.
Потом всем с хохотом рассказывали отцу и леле, как мы в этом фильме ужасов участвовали. Мать боялась, что мы там упадем оба и умрем, потому что больше никого на этом пустыре не было)).
“Славочка, ты только не упади” – долго было семейным мемом, когда я делал ровно то, что меня предупреждали не делать.