Оригинал: http://www.vachss.com/av_books/shor…

— 1 —

Все началось с того, что Шарлин попросила меня убить ее.

Нужно ее знать, чтобы понять, что это значит. Ей нелегко далось произнести те слова. Не потому, что она боялась умереть ‒ это принесло бы ей облегчение, я знаю. Она просто не хочет оставлять меня одного.

Это всё боль. Рак пожирал ее кости, как стая оголодавших за зиму волков. Вгрызался прямо в костный мозг. Шарлин знает, что такое боль. Она никогда не была крупной женщиной, но она была сильной. Всегда была готова помочь, и не только. Я познакомился с ней на табачных полях, она волокла тяжеленный вьюк, хоть и была тощей всего-то шестнадцатилетней девчонкой.

Когда мы уехали с полей уже вместе, мы искали что-нибудь получше, чем сезонная подработка. Казалось, никогда не выйдет, по крайней мере ненадолго. То есть, я получал работу, а Шарлин не могла найти никакую. Или ей приходилось работать официанткой или что-то типа, пока у меня была эта, Безработица. Никто из нас не брал Пособие. Не так нас воспитали. Были возможности, но Шарлин никогда не позволяла мне воспользоваться ими. Парочка парней оттуда, где я вырос, они хотели, чтобы я начал возить самогон в те края, где сухой закон. Реально хорошие деньги, если умеешь водить, и они в курсах были, что я умел.

Шарлин сказала, что я не могу этого сделать. Я сказал, что мужик в доме я, и если хочу что-то сделать, то сделаю. Делать что-то противозаконное не значит делать что-то плохое, а нам нужны были деньги. Она ничего не сказала, просто вышла, а я остался сидеть.

Я пропустил пива и пару сигарет, размышляя о том, как все это разрулить. А потом она вернулась в комнату. Она была разодетая, будто на танцы собралась. Только выглядела как-то странно. Ее лицо было разукрашено, реально сильно, не так, как она обычно красилась. И блузка расстегнута. Я спросил, что она… Но прежде чем я успел закончить, она заявила, что собирается на Фронт Стрит подзаработать. С мужиками. Я так взбесился, я… Это был единственный раз, когда я когда-либо поднял руку на Шарлин. Она даже не пошевелилась, просто стояла там, руки на бедрах. И я так ее и не ударил. Я не мог. И она это знала.

Шарлин не пошла продавать себя, а я не стал перевозить самогон. Мы просто продолжали бороться.

Когда я устроился на постоянку на завод, мы думали, что вот оно, наконец-то. В смысле, это была работа под профсоюзом, со льготами, все такое.

Мы и детей хотели. Мы достаточно долго ждали. Шарлин сказала, что не позволит своим детям работать в поле, и я согласился. Полностью. Поэтому, когда у меня появилась постоянка, когда я получил профсоюзную карту и все остальное, мы решили, что пришло время.

Но Шарлин не могла забеременеть. Одной из льгот, которые мне полагались, была эта медицинская страховка. Так что мы пошли в то место, куда они сказали, — типа, в клинику. Они сказали Шарлин, что у нее… внутри все сгнило. У нее был этот, рак. Они пытались его вырезать. Она лежала в больнице. Страховка покрыла это. И ей сделали операцию. Но доктор позже сказал нам, что было слишком поздно. Оно добралось до ее костей. Они ничего не могли сделать.

И вот Шарлин умирает прямо у нас в трейлере. Она может это вынести. В смысле, сама-то она могла это вынести, умирание. Как я сказал, ей так больно было сейчас, что оставалась только одна-единственная причина, по которой она не хотела уходить.

Все дело в боли. Шарлин больше не могла ее выносить. Но врачи из той страховательной конторы сказали, что не могут дать ей больше лекарств. Это противозаконно, или что-то типа того. Они могли потерять лицензию.

Я выложил доктору, как есть, что не верю ему. Он показал мне. На клочке бумаги. Я ничего в этом не понял. Поэтому я сказал ему еще проще: если бы так больно было ему, то ЕМУ бы они дали все нужные лекарства. На это он ничего не ответил.

То, что они давали Шарлин, было в специальных маленьких бутылочках. Верхушка, типа, резиновая. И ты можешь воткнуть иголку прям в нее и набрать то, что тебе нужно.

Только у Шарлин НЕТ того, что нужно. Каждый раз, когда приходит сестра, Шарлин просит больше. А сестра просто говорит «Доктор ничего не выписал».

«Доктор». Как будто у него имени нет. Да ему и не нужно. Можно с тем же успехом сказать «Король». Или даже «Бог».

Они оставили три-четыре такие бутылочки зараз. Они показали мне, как ставить уколы. Даже не в саму Шарлин. В смысле, иголка уже в ней, прилепленная пластырем. Я наполняю шприц, а потом жму на поршень в ту маленькую точку, что они мне показали.

То, что так мучает ее, — оно в перерывах между уколами. Когда она начинает выбиваться из сил, чтобы бороться. Однажды я сделал второй укол раньше, чем велела медсестра. И ей стало лучше. Я прямо видел. Она даже улыбнулась чуть-чуть. Но когда пришла медсестра и увидела, что у меня осталась только половина бутылочки вместо двух, которые должны быть, она сказала, что ничего не может поделать. Мы должны принимать лекарства, когда они велят.

И не больше того, сколько они сказали. Никогда.

Я спросил насколько мог вежливо: Почему? То есть, какая разница, если Шарлин превратится в одну из этих, торчков? Она ведь все равно умрет. Они все это знали. Почему она не может умереть без этой страшной боли?

Медсестра ничего не сказала. Ее губы были сжаты так крепко, что стали одного цвета с ее униформой.

Наконец она сказала, что если ты примешь слишком много морфина, это может убить тебя. Шарлин, она начала смеяться. Но боль быстро загасила смех. Не так быстро, впрочем, как ушла эта медсестра.

Я вернулся к доктору. Он сказал, что УБН[1] диктует правила. Если ты предписал слишком много обезболивающего, они придут и создадут тебе проблемы.

Я спросил его, правильно ли я делаю? Может ли он показать мне? Видно было, что он не хотел, но он был испуган, поэтому достал одну из бутылочек из этой штуки, холодильника, и показал, как втыкать иглу. Я взглядом молил его дать мне еще одну из тех бутылочек. Он отвернулся.

— 2 —

Сейчас у Шарлин есть все нужные лекарства. Это не займет много времени. Если останется что-нибудь после того, как она уйдет, я приму их сам и смогу уйти следом за ней, тем же путем. Если ничего не останется, то пусть это сделает полиция. Они снаружи вот уже пару дней, кричат на нас в свои рупоры. Они думают, что Шарлин заложница.

Нам обоим это понравилось . Это было так забавно, что Шарлин даже улыбнулась чуть-чуть.

Наверное, Шарлин сейчас наркоманка. Торчок. Она скоро уйдет. Но ей больше не больно.

Как и доктору.

[1] Управление по борьбе с наркотиками