Притон 38

Притон был очень стандартный, недостроенное здание – продумано недостроенное, раскрашенные неумелым граффити стены, среди которого были видна и шифрованная переписка банд. Родон и Хан давно, еще до 42 отдела, расшифровали коды банд Города, поэтому оперативники отдела Линьала могли читать эту переписку как чат в соцсетях. Бетон, печки, очаги для костров – все любезно предоставлено городом. Фироками презрительно оформил тематический уголок для маргиналов. Тут были скрытые камеры, скрытая прослушка, Власти в любой момент могли подключиться к любому притону и узнать, все, что там происходило. Тех опустившихся, сумасшедших, параноиков, кто говорил, что Власти слушают притоны, считали адептами теорий заговора.
«Фейдж, что там в 38?» — спросил Мерджен.
«Уже смотрим», — отозвался техник.
При таком технологическом развитии могло бы показаться, что детективам можно и не выходить «в поле», но нужные реакции, которые показывали, куда копать, где применять эти технологии, человек выдавал только на живого человека. Поэтому в Городе технологий не боялись, все они были поставлены на службу человеку, не собираясь заменять его.
Кучки людей, завернутых в одеяла и какие-то лохмотья, бродили по зданию, стараясь не встречаться взглядом с Властями. В здании был душ с горячей водой, ломать душевые было невыгодно, наказание могло быть хуже тюрьмы. Штраф могли заставить отрабатывать сексуальной игрушкой. А потом не отпустить. Санитарную обработку в притонах служба проводила раз в неделю. Притоны были прибежищами маргиналов, тех, кто не хотел быть частью системы, но и не хотел покидать Фироками. Но это не должно было мешать «системным» жителям. Поэтому никаких запахов и антисанитарии, если ты хочешь ходить по улицам Фироками. И никаких, конечно, «это наш район». Иначе настоящие хозяева в Городе устраивали демонстрации, чей это район.
Поэтому непонятые, невстроенные, играли в душевные травмы между собой. А Город, как обычно, равнодушно взирал на эту биомассу, не отличая от деревьев, мусорок, домов и другой обстановки.

Лишний пазл

— Вон он! – раздалось прямо за спиной.
«Шокер Властей[1] по умолчанию настроен на 3 метра, не подпускай их к себе ближе ни с какой стороны», — вспомнил он и полез выше.
Главное не сорваться. «Не смотри туда, откуда пришел, смотри туда, куда идешь,» — теперь всплыло в сознании.
Он не убивал эту проститутку, конечно, не убивал, просто увидел лежащую женщину, подошел проверить и почувствовал руку на плече. Власти. Ему удалось вывернуться, и он бросился бежать. «Никогда не доверяй Властям» — так учили его в семье.
И теперь два рипа[2] преследуют его. Он запрыгнул на этаж парковки, кувыркнувшись в воздухе.
— Чертовы паркурщики, — выругался высокий блондин и побежал к лестнице.
— Вот его возможные маршруты, — раздался из гаджетов глубокий и очень успокаивающий голос, — вероятность первого – 89%.
— Ты иди по первому, — бросил напарник блондину, тоже блондин, только пониже.
— Мгх, — легко и стремительно детектив 42 отдела бросился по маршруту.
Беглец быстро осмотрелся, пытаясь выхватить взглядом преследователей. Он пятился к лестнице наверх, сканируя пространство, еще два пролета и он на дороге следующего этажа Города. «Всегда иди в другую сторону, чем подсказывает тебе первый импульс», — вспомнил он. Быстро взлетев наверх, беглец бросился к пролету, и вдруг дыхание сперло, боль согнула его пополам. Он поднял глаза, темноволосый, очень красивый мужчина улыбался ему, только темно-вишневые глаза оставались мертвыми и неподвижными. Мужчина казался таким знакомым, даже родным. Жадно пытаясь вдохнуть, беглец протянул к нему руку. Мужчина неуловимым взглядом движением схватил руку и вывернул ее. Новая боль отрезвила, в памяти всплыло: «воду нельзя схватить», он полностью расслабился и вытек из захвата, мгновенно собрался и прыгнул вниз.
Боль опутала его еще в воздухе, парализованный он упал спиной на пол, но больнее не стало.
Над ним склонился ангелоподобный лик, слепящие, словно солнце, бирюзовые глаза смотрели спокойно, ангел, казалось, улыбался. Он улыбнулся небожителю и провалился в тьму.
— Как ты его достал, силой мысли, что ли? – улыбнулся мужчина с мертвыми глазами, спустившись, он плавно и стремительно направился к «небожителю».
— У меня шокер на 5 метров настроен. Я бегать не люблю, — усмехнулся друг и сказал в гаджет, — спасибо, присылай больничку.
— Отправил, — раздалось в ответ.
— Готово? – вбежал в лот высокий блондин.
— Ага, — улыбнулся, похожий на него, как брат, «небожитель».
— Передадим в Пятнадцатый, это не наше дело, — кивнул детектив и с усмешкой мотнул головой, отправляя видео в Пятнадцатый отдел, который занимался уличными убийствами, — сходили кофе выпить.
— Я говорил, нужно было в отдел заказать, — изящно сел на бетонную приступку мужчина с мертвыми глазами. Луч весеннего солнца вкрадчиво вполз на парковку, коснулся плеча мужчины, тот вздрогнул, резко посмотрел на луч и, узнавая, выдохнул улыбку.
— Я не люблю заказывать, — дернул уголком губ «небожитель».
На такой же парковке напротив стоял худой длинноволосый мужчина в черном, серебристые глаза видели попытку парня убежать от Властей. Когда подъехала клиническая помощь, мужчина ушел с парковки.

[1] Правоохранительная организация Фироками. Аналог милиции (не полиции) – защищает население, считается воплощением воли и закона Города. Так как за злоупотребления властью Город строго наказывает, желающие пристраститься к ним встречаются редко. Закон и так достаточно безжалостен, без самодеятельности на местах. Власть у организации почти неограниченная.
[2] Жаргонное название Властей в Фироками.

Мой адрес не дом, и не улица

— Фироками настолько расцвел, что может себе позволить очаги социализма, — усмехнулся Мерджен, осматриваясь.
Научный городок Фироками был уютным уголком спокойной жизни очень умных людей. Футуристичный, даже по меркам Фироками, он был эталоном законов гармонии и эстетики. Какое-то отзывающееся и знакомое чувство вызывал этот Городок у всех, кто в нем оказывался. Иногда сюда приезжали пожить те, кто восхитился щемяще-счастливой атмосферой. Городок был выстроен по чаяниям гуманистической научной мысли. О таком будущем мечтали ученые всех времен, и самое полное описание его получили люди при вспышке прогресса, много веков назад, в двадцатом веке, благодаря трудам гуманистических фантастов.

Городок был закрытым, нужно было иметь приглашение кого-нибудь из жителей, чтобы приехать сюда – Фироками берег покой своих лучших умов. Жители же Городка могли свободно ездить и жить в Фироками, ведь, по сути, Городок был районом Города. Публичная властная сексуальность, привычная в Фироками тут была не в фаворе. Безусловно, и тут люди сбивались в любовные группы, и тут у ученых были рабы, но личное ученые оставляли дома, чтобы не отвлекать, не вовлекать остальных в игрища. Тут главным интересом у всех были работа и наука. Гости Городка проходили тест – это было обязательно, если ты остаешься в Городке больше чем на день, — тест показывал совместимость с укладом Городка. Чаще выпадала несовместимость, о чем гостю не сообщали. Гость жил в Городке, напитывался гармонией и красотой, гулял, ахал, восторгался, проблемы начинались, когда он пытался донести свое квазициничное мнение о жизни до жителей городка, свою разочарованность бессмысленностью бытия, сокрушаясь о себе перед светлой наивностью ученых. В Городке не было принято сдерживаться, законы какой-то светской тактичности ученые выполняли только выезжая за пределы родного Городка. А в движении научной мысли царила диалектика – все сферы науки смежались. Любой физик Городка мог дать фору обычному «гражданскому» психологу, и любой историк «гражданскому» математику. Тогда, со всей прагматичностью ученого, собеседник пояснял, что вся эта ментальная вялость и чувство бессмысленности жизни от ограниченности и невежества, неудовлетворенность от недоразвитости разума и неумения созидать. Но даже если таких неприятных разговоров не случалось, гостю, через время, все равно становилось понятно, что жить тут не получится – никто не проявлял интереса к гостю, никто не пытался интегрировать его в жизнь Городка. Тем больнее было видеть, как дружелюбно и радостно втягивали в жизнь тоже новичка, который переезжал сюда работать. Нужно быть на волне Городка, двигаться туда, куда стремился он, желать того же. И тогда становилось понятно, что Городок – тот же Фироками, его следующий шаг. Еще безжалостнее, еще категоричнее, еще красивее, еще избирательнее. Только для доросших, до готовых к такой жизни. Пока Городок был только неприметным пятнышком на карте, формой напоминающим биологическое сердце, с четырьмя крапинками, похожими на неизвестные руны, филиалами НИИ Городка на юге, западе, востоке и севере Фироками.

— Ну, это тоже разумно. Наглядный смысл жизни, — пожал плечами Хан.
— Привет, — певуче раздалось как-то словно везде.

(Отдельно про научный городок можно прочитать в «А Прометей был после выдуман»)

Разноцветные потоки

Амий стоял среди разноцветных потоков, так выглядели люди там, где нет физических тел, проявленные воля и внимание.
– Как на базаре, – вздохнул он, вернее, решил, что вздохнул, – где эта девочка?
– Вон, фиолетовая, – раздался рядом голос Эрика.
От фиолетовой точки расходились потоки, обвивали другие точки, сплетались с потоками, болтались в квантовом пространстве, которое не было пространством в привычном понимании.
«Фиолетовой девочки» было очень много.
– Такая юная, а так разветвилась, – вздохнул Амий.
– Она только тут, в одной группе, юная. А так-то ей несколько десятков миллионов лет, как почти всем тут, – сказал Эрик.
– Да, неосознанно прожитые миллионы лет, удручающе, – сокрушенно сказал Амий, – тут? Где тут?
Вдруг спросил он.
– В мирах физической вселенной.
– Еще и миров куча? – грустно уточнил Амий.
– Ловушка есть ловушка, – словно извиняясь, проговорил Эрик и улыбнулся.
Амий оказался рядом с фиолетовой точкой, отраженной потоками внимания в бесконечность вариантов реальности.
«Девочка» не видела Амия, не чувствовала его прикосновений к потокам, она не осознавала реальность, все ее внимание было разбросано наблюдением за вариантами.
Амий искал уникальные данные потоков, снятые с информационного следа «местной Кейры» и Кейры мира н1. Электричество, на котором работает человек, обладает точными параметрами. В Фироками уже научились сверять электрические потоки людей.
– Ага, вот эти два пучка «наши», – сказал Амий, – и что она ищет?
Пучки были нестабильны, пытались не переплетаться друг с другом, а метнуться куда-то дальше.
Фиолетовые потоки Кейры тыкались в золотую и белую точки рядом с ней, пытаясь оплести их.
– А это кто? – спросил Амий, и сравнил следы точек с параметрами. Ему не нужны были записи, его память работала без сбоев. – Аха. Аха.
Он коснулся нескольких потоков, просматривая, что наблюдает Кейра.
– Оптимальная система. Кейра пытается выстроить оптимальную систему, – сказал Амий, – а как ей это пришло в голову?
Амий задавал вопросы вслух больше для себя, но, если ответы медлили появиться, отвечал Эрик.
– Уходят туда, где ждут, помнишь? – спросил Эрик.
– Так ее, вроде, эти пареньки везде ждут.
– Но у нас ее не ждут, любящую Глеба, а у соседей, любящую Гордея. Значит она пойдет дальше.
– Но что случилось, как ей пришло это в голову? Что ее так раскачало? Почему квантовая запутанность стала такой… сильной? А остальные? Убитая девочка почему-то помнит свое убийство. Мальчик, как его, и вовсе загадка – создал свой мир. Как они так сумели? Почему? Любили больше других? Хотели больше других? – всматривался Амий в потоки, – и ведь это все в разные моменты на стреле времени. Не было одного какого-то всплеска, чтобы их всех запутало. Но что-то же было общее. Кроме причины. Что-то вмешалось и дало шанс именно им получить то, что они хотят.
– Значит, это что-то или кто-то, должен выпадать из общей системы. Он не связан с ней. Но сделал то же самое.
– И у него могла быть другая причина, – задумчиво сказал Амий.
– Или такая же. Но у него хватило сил так сменить ветку.
– Должен быть след, но мы не знаем, куда смотреть, – сказал Амий.
– Этот кто-то появился лишь около полугода назад. И он до сих пор не там, где его ждут.
– Потому не происходит декогеренция, он еще ищет. И пока он будет ходить и искать, у тех, у кого слишком много электричества в той же причине, будут уходить в заметно другие ветки. Но! Должна быть какая-то зона рядом с ним. Все-таки в проявленных мирах наблюдения есть пространство.
– Значит все они должны пересекать чей-то один поток, – сказал Эрик, – он их притягивает, и они переходят с ветки в ветку.
– Кто-то очень сильный. Ну что ж, давай поищем, – Амий перевел внимание только на Дитта, Кейру и Талу, ветвящихся в бесконечность, и потоки вокруг них.
Спустя наблюдение, потому что времени тут тоже не было, Амий потряс головой, вернее, сделал привычное действие, которое переводилось бы, будь у него тело, как потряс головой.
– Нет общего потока. Вероятно, когда лишний пазл системы активизируется, излучает эмоции, тогда они притягиваются к нему, а так… или он их сбрасывает, или гаснет, так, что его не найти.
Эрик одобрительно покивал.
– Кто же ты такой? – задумчиво проговорил Амий, вглядываясь в разноцветное переплетение внимания, которое люди называли мирами.

(Отдельно про Амия можно прочитать в «А Прометей был после выдуман»)

По мирам

– Что случилось, Родон? – ответил Лоудж в выключенный гаджет. Родон звонил по срочной связи, по которой Власти могли дозвониться на аккаунт, сигнал проходил по всем телекоммуникациям, даже отключенным, пока адресат не отвечал, корифеев даже мог легко ужалить личный шокер, чтобы отвлечь, если нужный адресат не отвечал.
– Хан провалился в другой мир. Поднимай свой бестиарий, приведи мне его.
– Погоди, надо же проверить…
– Не надо ничего изучать и проверять, просто отправь туда какого-нибудь своего беса и приведи мне его! Сейчас. Я сбросил тебе его энергослед.
– Хорошо, я сейчас посмотрю, что можно сделать.
– Я здесь. Или мне приехать? Я могу сходить с твоей нечистью.
– Ничего не надо. Отстань от меня просто сейчас, – буркнул Лоудж, со вздохом отвлекаясь от очередного эксперимента.

ХХ
– Мне кажется, я могу нас вернуть. Не знаю, откуда у меня такая уверенность, я никогда ничего подобного не де…
Девушка осеклась. Какое-то детское воспоминание пробивалось в сознании.
Савра закрыла глаза и почему-то знакомые разноцветные нити разветвились перед ней.
– Ты держись крепче, – тихо сказала Савра и пошла на голос, держа Хана за руку.
Теперь потемнело и перед глазами Хана, на миг разноцветная вспышка осветила все пространство. Он увидел как трогательная золотисто-сияющая ящерица, робко и решительно-цепко трогает ниточки, проверяя их, прежде чем наступить. Хан залюбовался и улыбнулся. И услышал знакомый ползучий звонко-шипящий стрекот. Серебристо-вишневая вспышка, лапка сияющей ящерицы на черной нити и знакомые голоса заполнили сознание.
– Уф, ну вы даете, – усмехнулся Мерджен, обнимая друга.
Родон поднял мертвый взгляд и бросил в гаджет:
– Спасибо, Лоудж. Он здесь.
– Я еще ничего не успел сделать, – удивленно отозвался ученый.
– Да и ладно, – равнодушно бросил Родон и сгреб Хана в объятия, вырывая из рук Мерджена. Детектив отдал друга и обнял девушку.
Родон чуть отстранил Хана от себя, глядя на него, потом хлестнул его по лицу и снова прижал к себе.
– Я тебя на цепь посажу, – прошипел он.
– Дурак, – рассмеялся Хан, целуя друга в висок.

Прошлое

Хан оглядел двор. Пятиэтажное кирпичное здание, подъезд, лавочка из брусков, на которой неудобно сидеть, деревья, напротив детский дворик как из старого фильма ужасов – ржавые турники, железные качели, с погнутыми трубками, шины, наполовину вкопанные в землю, и забор-решетка, за которым виднелись яркие детские качели и веранды.

Детектив достал гаджет, сигнала не было.

– Ну конечно, – досадливо прошипел он.

– И что теперь? – озиралась Савра.

Тут тоже был вечер. Двор был пуст, за деревьями на небе разлился невообразимыми красками закат. Закат был все тот же, как дома.

– Посмотрим, – Хан посмотрел на небо, – ночь фиолетовая. Это Фироками. И пахнет как в нем. Вероятно только это очень давно. Возможно, Фироками еще даже не отделился.

– Погуляем? – сверкнули глаза Савры.

– Нет, нас ребята ждут. Попробуем сначала связаться. Возможно, нам и так придется тут гулять дольше, чем нам захочется.

– А как связаться?

– У меня с собой гаджет Кейры. Попробуем связаться через него, там квантовый сигнал. Не самый стабильный, но хоть что-то.

Железное крыло: ребята, вы меня слышите? Хан.

Железное крыло: вы где? Мерджен.

Цвету: что у вас случилось? Хан.

Железное крыло: мы провалились в мир, где время сдвинуто, стоим на месте, боимся. Похоже, это Фироками. Хан.

Цвету: лучше бы к нам. Кто провалился?

Железное крыло: Хан и Савра, это наш аналитик.

Цвету: привет, Савра.

Хан снял видео и отправил.

Железное крыло: Родон звонит Лоуджу, чтобы он тебя вытащил. Мерджен.

Железное крыло: нам чего делать? Хан.

Железное крыло: ждите, пока, сейчас за вами придут. Попробуют отследить по сигналу гаджета. Мерджен.

«Нет, нет, вернись, Хан!»

– Слышишь? – Савра снова огляделась.

– Что? Вернее, слышу, как все громыхает, как они живут в таком шумовом аду?

– Тебя зовут.

Хан прислушался.

– Нет, не слышу, – мужчина сделал шаг в сторону, но Савра вцепилась в него.

– Не отходи, вдруг мы разлетимся по мирам, – девушка снова прислушалась.

ХХХХ

– Что случилось, Родон? – ответил Лоудж в выключенный гаджет. Родон звонил по срочной связи, по которой Власти могли дозвониться на аккаунт, сигнал проходил по всем телекоммуникациям, даже отключенным, пока адресат не отвечал, корифеев даже мог легко ужалить личный шокер, чтобы отвлечь, если те не отвечали.

– Хан провалился в другой мир. Поднимай свой бестиарий, приведи мне его.

– Погоди, надо же проверить…

– Не надо ничего изучать и проверять, просто отправь туда какого-нибудь своего беса и приведи мне его! Сейчас. Я сбросил тебе его энергослед.

– Хорошо, я сейчас посмотрю, что можно сделать.

– Я здесь. Или мне приехать? Я могу сходить с твоей нечистью.

– Ничего не надо. Отстань от меня просто сейчас, – буркнул Лоудж, со вздохом отвлекаясь от очередного эксперимента.

Пространство и время

– А, – обрадовался Фэдж, – возможно, нужно тут спросить не пространство, а время. Запроси время между кадрами.
Мерджен и Хан одинаково тепло посмотрели на Фэджа. Синие, очень темные, глаза криминалиста вспыхнули интересом. Но с Фэджем никогда не знаешь, связан ли его вопрос с делом, может, ему просто стало интересно. Фэдж часто решал какие-то свои задачи, непонятные никому.
– Время? – обернулся к нему Роддон.
– Да, если не отвечает пространство, можно попробовать выяснить его через время, – как что-то очевидное пояснил Фэдж.
Роддон пожал плечами и запросил время.
– Ага! – радостно улыбнулся Фэдж.
– 10 в минус 37 секунды? – удивился Хан, – это…
– Это очень быстро, – усмехнулся Роддон.
Хан посмотрел на довольного Фэджа.
– Теория квантовых переходов, – широко улыбался криминалист, ожидая понимания от оперативников.
– Родной, давай, как для альтернативно одаренных, – улыбнулся Хан.
– Фэдж пытается сказать, что это квантовый переход, – сказал Мерджен.
– Это я понял, по словам «квантовых» и «переходов», – усмехнулся Хан, – наверное, нужна более подробная пояснительная база.
– Время инфляции 10 в минус 37 степени секунды, – пояснил Фэдж, – за это время ложный вакуум переходит в обычный. Но в ложном вакууме постоянно происходят флуктуации, постоянно происходят квантовые процессы. И за эту долю секунды создаются новые вселенные. Камера, как наблюдатель, смогла зафиксировать квантовый переход. Если бы мы наблюдали появление Кейры, для нас бы она просто вошла во двор, мы бы не видели никакого затемнения, мы бы моргнули, а даже если бы не моргали, и наше зрение было бы совершенным, наша память выдала бы нам кусок данных, словно эта девочка всегда тут была. Но у камеры нет памяти и воображения, и мы теперь можем разбирать кадры на любые части. Поэтому удалось зафиксировать вот такое физическое явление. Я не был уверен, что эта величина постоянная, решил попробовать. Время могло быть другим, но, похоже, наш случайный эксперимент доказывает, что это время инфляции постоянное. Для нашей группы миров, по крайней мере. Надо сообщить в Академгородок, пусть зафиксируют и проверяют.
– То есть это доказательство, что Кейра Сонги действительно пришла из другого мира? – спросил Хан.
– М-м, – задумался Фэдж и взял из стаканчика соленую палочку, вкусно хрустнул, – можно и так сказать.
Роддон недоверчиво дернул головой. Проверил еще несколько раз, но компьютер упорно показывал один и тот же результат.
– Этого не бывает, – помотал головой Роддон.
– Ты к Лоуджу сходи, ему расскажи, чего бывает, а чего нет, все его призраки и прочая нечисть тебя с удовольствием послушают, – усмехнулся Хан.

Улыбчивый убийца

«Дверь открыта. Можно бы было сбежать. Я даже не связан. И у меня ясное сознание, никаких наркотиков. И дверь открыта. А, я уже говорил. В тот день, когда он вывихнул мне суставы бедер, я думал, что больнее не бывает. Бывает, конечно. Предела нет.
Я живу в этом сарае… нет, не так, я нахожусь в этом сарае уже 567 дней, плюс-минус неделя, я не могу разделить на дни первое время, только боль, ужас, отрицание. Не до календарей.
Смешно сказать, меня так долго раздражала и пугала эта детская картинка на каком-то то ли рождественском, то ли пасхальном яйце, которое висит передо мной. Все едино мракобесие. Знаете, вот эти липкие ужасы про кукольные детские миры. А тут еще боль. До тошноты страшно. Было.
Он оставляет мне свет, как будто знает, что я боюсь голых ламп. Кажется, что вокруг нищета и война, а скрипучая тусклая лампочка болтается на проводке. Всегда боялся ламп без люстр и абажуров. Еще вот газетка на столе, вместо скатерти — символ безысходного одиночества. Он словно пытается оживить мои кошмары, тут тоже на ящике лежит газетка. На ней остатки пищи.
Но в этой безысходности, в которую я попал, есть то, что спасает. Красота. Да, которая когда-нибудь все-таки спасет мир.
Узор паутины вокруг светлой сферы лампочки. Красиво. Это мой дневник. Мой календарь. Я проговариваю, что со мной было за день и накладываю на рассказ часть узора. Потом, стоит мне вычленить этот узор, как я вспоминаю, дословно, что было. Это не просто удобно. Даже если эту паутину бы смели, я смогу восстановить узоры дней в памяти. Если бы смелИ. Если бы смЕли. Однажды приходила тусклая, как эта лампочка, женщина. На 238 день. Смела паутину, отмыла кровь. Мне тогда казалось, что мне стерли память. Я тогда еще рвался в свою старую жизнь. Надежда — вот, что убивает и ломает. Не отчаяние. Я потом поняла. Отчаяние опасно только когда оно трахается с надеждой, и приходит к тебе с этой паскудной любовницей. Если ты сможешь соблазнить отчаяние, увести его, то оно придаст тебе сил и уберет страх.
Так вот, на 239 день, когда я вырвался из этого отвратительного тройничка — я, отчаяние и надежда, — я увидел, что паутина, с тем же узором, на месте.
Да, вот он. Мой черный друг, который вернул мне мой дневник. Я могу двигать пальцами, поэтому когда паук забирается мне на тыльную сторону ладони, я глажу его. Наверное, ему не нравится, но он терпит, понимает, что я никак иначе не могу выразить расположение. Он двигается дальше, к отвратительной распухшей ране на бедре. Сейчас будет легче. Я глубоко вдыхаю, а он безболезненно кусает. Говорят, что должно быть болезненно, от высокого уровня серотонина в яде. Но я не чувствую боли, а может, она просто меньше чем та, что уже есть. Я не знаю, что это за вид — он большой и черный, гладкий. Его яд растворяет ткани в опухоли на бедре и он ест. А мне достается эйфория, какое-то время без боли. Говорят, что наоборот, яд паука вредит сильнее, а эйфорию почувствовать человек не может. Но это говорят те, кто с начала научной истории открыли всего 10% видов пауков. Так что откуда им знать. Да и я не знаю, я же просто рассказываю про свой опыт.
Сначала я просто дышал, вспоминая, как это, когда тебе не больно. А теперь я могу думать. Куда быстрее и яснее, чем при боли. Но мы совсем недавно начали.»
-Нарыл все-таки, — вздохнул Хан, глядя на тетрадку в руках мужчины и покачал головой, — идем, мы накрыли на стол.
Родон вскинул мертвый вишневый взгляд на друга.
-У меня бурное прошлое, — развел руками Хан и улыбнулся.
Родон захлопнул тетрадку, поднялся и угрожающе шагнул к Хану.
-Ты ничего не можешь сделать с прошлым. И я не могу. И не нужно. Прошлое остается в прошлом, — улыбался Хан.

Сказка про некрасивую принцессу

Тала знала, что она непривлекательная. Ничего такого, никаких явных недостатков у нее не было, просто черты складывались как-то так неудачно, что делали девочку не просто невзрачной, а однозначно непривлекательной, совсем неинтересной. Но как любой человек, который еще не озлобился, не сталкивался с отверженностью той красотой, которой захотел обладать, Тала любила красивых людей. Она еще не злилась на них, еще не хотела стереть их всех с лица земли, чтобы не сравнивать себя с ними. Ей еще не было больно от красоты.
Она восхищалась красотой и смущалась, когда та отвечала дружелюбно.
А Хан был красив, как бог солнца, солнечно-шелковый, лебедино-изящный, и какой-то великодушно-высокомерный. Детектив больше был похож на менестреля из сказки, чем на жителя мегаполиса. Тала посмотрела на Мерджена и покраснела. Про них нужно сказку писать, про воина и менестреля. И принцессу. Некрасивую принцессу, которую бы они спасли…
[…]
«… Они сидели у костра.
– Там кто-то есть, – взялся за лиру менестрель. Мало кто знал, что она легко превращалась в лук и стрелу, которая возвращается обратно, поразив цель. Воин быстро обернулся, вглядываясь в темную стену…» – складывалась сказка у нее в голове.
– Я приехала в морг, страху натерпелась, конечно, у меня, знаете, с сыном-то не сложилось, может, я что-то не так сделала, не знаю… кроме Талы у меня никого близкого… плакала, конечно, трясла ее, звала, никак не могла поверить, что уморили они мою девочку… Тала, иди сюда, готово все.
«…Из леса вышло ужасное чудище, но друзья не спешили стрелять, хотя оно страшно выло и махало лапами, это была мать принцессы, которую король прятал в замке в лесу…»
– А? Ага, иду! – очнулась Тала от мыслей, достала чашку с начинкой и подошла к рабочему столу, где лежало уже готовое тесто.

Звездный мир

— Обожаю наше небо, — Хан протянул руку, словно пытаясь погладить звезды. С его глаз это, наверное, получилось.
Мужчина лежал на воздушной подушке и смотрел вверх и вдаль. Фиолетово-черная, узнаваемая ночь Фироками, как обычно, переливалась мириадами алмазных огней.
— А я тебя, — улыбнулся Родон, он лежал, оперевшись на локоть.
В «Звездном мире» можно было почувствовать себя среди звезд, площадка на высоте горного пика, воздушные подушки, чтобы можно было безопасно лежать, стоять, прыгать, бегать, заниматься любовью среди звезд, которые усыпали тут небо круглый год. Звезды отражали светочувствительные частицы и казалось, что звезды и над тобой и под тобой. Сияющие скопления складывались в случайные фигуры и можно было играть, как в «На что похоже облако», только со звездами.

Выбор 4 уровня ТРИЗ

Сознание Кейры потонуло в мягкой успокаивающе-алмазной тьме.
Лоудж смотрел, как компьютер записывает и обрабатывает данные мозга и электрических волн Кейры, наблюдая, куда проваливается сознание девочки.
Кейру снова окутало счастливое чувство уверенности. Как она могла думать такие глупости? Вот же Глеб, стоит рядом и улыбается, вот Гордей. Оба любят ее и знают, что она любит их и… что это? И любят друг друга. Кейра счастливо рассмеялась. Зачем же было такие глупости выдумывать, заставлять выбирать и ее, и их самих?
– Кейра? – позвал Лоудж.
Сознание девочки испуганно замерло. Не хочу. Не хочу возвращаться. Там одна боль. Кейра прижалась к парням, которые стояли рядом.
– Нужно вернуться, Кейра, – сказал Лоудж и потер глаза и переносицу, словно снимая усталость от очков, которые он давно уже не носил. Привычка осталась.
Не хочу. С отчаянием подумала Кейра и открыла глаза.

Забота

В притоне 38 горели светодиоды в местах скопления людей. Вечер был шумным, на улице шел дождь, и почти все обитатели притона были здесь.
Аалз сидел на одеяле, скрестив ноги, с томной улыбкой слушая гомон своей банды.
Раздался скрежет метала по бетону. Компания стихла, повернувшись на звук, как по команде, раздались нестройные удивленные «ой».
У стены, поигрывая металлической трубой стоял мужчина, чем-то похожий на Аалза. Тот поднялся и лениво направился к гостю.
– Тебе чего? – спросил Аалз.
– Это твоя семья? – кивнул Родон на компанию вокруг «скатерти».
– Вроде того, – усмехнулся Аалз, не оборачиваясь.
– Вот о ней и заботься. А о Паради забочусь я. Ты – лишний пазл в нашей мозаике.
– А, вот так, – усмехнулся Аалз.
Родон усмехнулся так же.
Мужчины какое-то время просто смотрели друг на друга и, казалось, общались мысленно.
– Хорошо, я подумаю, – Аалз пошел обратно, повернувшись к гостю спиной.
Родон направился к выходу и скоро он уже летел по ночному Фироками к дому детективов.
Аалз задумчиво смотрел перед собой, накрыв тонкими пальцами тонкие же губы. Серебристые глаза сверкнули улыбкой. Он вытащил из кармана одного из банды гаджет и набрал аккаунт Паради.
– Слушаю, – ответил солнечно-мягкий голос Хана.
– Помнишь мертвую женщину на парковке? Фаруз ее не убивал, – сказал Аалз.
– Приедешь? Расскажешь. Я у Мерджена, – деловито спросил Хан.
– Да, почему нет, – Аалз выдохнул тягучую улыбку, невидяще обвел взглядом банду, отдал гаджет, поднялся и пошел к выходу.

Луч в паутине

Внезапно Родон отвлекся от работы и посмотрел на Хана. Ревность неприятно злила, и садист не знал, как выплеснуть ярость.
– Мне иногда кажется, что ты в моей паутине и тогда я спокоен, – начал он трескуче и зло, не стесняясь, разумеется, Мерджена, – но потом я вдруг вижу, что нет, что ты не в ней, что ты можешь ускользнуть. Как тебя поймать?
Хан солнечно рассмеялся, но в пьянящем дружелюбном смехе можно было расслышать злую насмешку.
– Я никогда не буду в твоей паутине.
– Почему? – деловито спросил Родон, вперив взгляд в друга.
– Чтобы переселиться в твою паутину, она должна быть только моей. А ты дохнешь с голоду без своих мух, которых ловишь в нее играться. Я не буду среди них.
Мерджен тепло улыбнулся.
– Хан – солнечный луч, а не муха. А солнечный луч не поймать.

Я тебе нужен?

— Вижу след, иду по нему, — сказал Мерджен.
— Я иду тебе навстречу, — передал Шан. — Родон?
— Да, все нормально, камера передает, что он на третьем этаже, — отозвался криминалист.
ХХХХ
— Уходи через крышу. У тебя семь минут, — высветилось уведомление без адресата на гаджете мужчины.
Изящный мужчина поднялся и быстро, но не торопливо направился к крыше.
— Почему ты мне помогаешь? — написал он в ответ незнакомцу.
— Не хочу, чтобы тебя поймали.
— Почему? Я тебе нужен?
Убийца понимал, что помогать ему может только будущий клиент, тот, кому нужны его услуги.
Мертвый вишневый взгляд застыл на полученном ответе. Нужен? Он не задумывался об этом. Ему никто никогда не был нужен.
ХХХХ
— Тут никого. Ушел. — окинул холодным взглядом зал кафе Шан.
Мерджен повел головой.
— Опять. Он словно знает, когда мы рядом, — детектив хохотнул, — тебя, что ли, чувствует?
Шан задумался и коротко кивнул.
— Не словно. Он знает.

Бесконечная неизбежность

— Почему вы такие спокойные? — Савра оторвалась от документов и осмотрела отдел.
Мужчины расслаблено валяли дурака. Хан и Родон кидались друг в друга бумажными шариками, Фэйдж лениво щелкал настройками, направляя уничтожитель на упавшие на пол шарики. Мерджен смотрел в окно, где сверкал жизнью Фироками.
— Вы вообще не переживаете, что ли? У нас по городу убийца расхаживает!
— Так не один, — лениво отозвался Мерджен, отвлекаясь от Фироками и поворачиваясь к девушке. Он закинул руки за голову и полулег в удобном кресле. — Савра, это только в дурном кино или таких же дурных книгах сыщики считают своим смыслом жизни поймать убийцу. Или маньяка. Или еще кого. Но маньяков, убийц или других каких преступников не станет меньше. Тратить жизнь на одного человека, это… что-то из области эрофантазий. Как это в психологии? Отрицательная близость? Что-то типа того.
— Мы не при социализме живем, или как там Амий называет это… что-то из книжки тысячелетней давности… Эра протянутых рук или как-то так. Он коммунистический утопический строй так называет, — вступил в разговор Хан, — там есть нормальная цель, преступников переловить и перевоспитать. Всех. А мы живем в мире, который сам плодит преступников. Людям просто некуда деться, им ничего не остается, кроме как идти на преступления. Ты что, в школе не проходила, что ли, социологию?
— Проходила, поэтому и не понимаю, почему, если любой фирокамец знает про исторические законы общества, почему никто не сделает строй получше?!
— Потому что любой фирокамец так же знает, почему не получится, — ухмыльнулся Родон, — никто не хочет возиться. Дело-то неблагодарное. Куда вечно недовольных нытиков девать? Мещан, которым сколько ни дай барахла, все мало.
— Ну как-то можно же… научить… — начала Савра.
— Ну вот сейчас учат, всех, всему. И что? — ухмыльнулся Родон снова. — Поэтому Фироками просто исполняет законы общества, насколько возможно, не откатываясь назад. Побочкой, конечно, есть выброшенные из общества люди. Которым ничего не остается, кроме как искать смысл в преступной жизни.
— Даже если это психи, злые-злые поехавшие. Им некуда обратиться за лечением. Лечения нет. Они понимают, как их будут лечить, и, конечно, не хотят так лечиться, — сказал Мерджен.
— Поэтому мы просто неумолимое возмездие. Психи в Фироками просто должны знать, что мы их все равно поймаем. Что совершать преступления дороже, чем не совершать. Сегодня или завтра — но поймаем.
Мерджен вздохнул.
— А переживать из-за них, не спать ночами, тратить нервы и здоровье, даже настроение, все это того не стоит. Они мало того, что тут не кончаются, так они ж еще и в соседних мирах. Поймаешь его тут, а он продолжить гадить прямо рядом, на расстоянии одного выбора.
— Тогда зачем мы работаем? — спросила девушка.
— Ради их решений.
Фэйдж улыбнулся девушке.
— Как ребята сказали, чтобы каждый понял, что ему дороже совершить преступление, чем не совершать. Поэтому мир не станет лучше от сделанной нами работы, но он становится лучше от того, что мы ее делаем. Понимаешь?

Город для жизни

В Фироками сейчас шла программа уравнивания районов. В Городе не должно быть районов «опасных» и отличимо «благополучных», все должны быть удобны для проживания, хотя тематические районы, с культурными кодами, Фироками любил. Многокультурное многообразие. Азиатские, восточные, северные уклады – Фироками отдавал районы на откуп аутентичности. Но он же зорко следил, чтобы районы не превращались в княжества в Городе. Ни Власти – так называлась служба защиты населения и исполнения законности, – ни горожане не боялись «сунуться» в любой район. Любые попытки подмять под себя часть Города кем-нибудь дерзким и борзым кончались его выселением за пределы Фироками или его переселением в сексуальное рабство к желающим корифеям. Город был безжалостным. И равнодушным. Свобода многообразия поддерживалась за счет жестокого подавления любых попыток сдвинуть баланс. Любой, кому не нравился уклад Города, мог обратиться к Властям и попросить вывезти его за пределы Фироками. За счет Города. Но жители и приехавшие предпочитали жестокий Город привычному укладу мира. Технологии, возможности, и если твоя свобода не заключается в нарушении свобод других, то нетоталитарное отношение к любому самовыражению делало жизнь в Фироками намного привлекательнее, чем где-либо еще.

Мозаика вечера

Убийца удобно развалился в кресле. Расслабленная поза была показной. Руки в электрических наручниках лежали вдоль тела так, чтобы защищать внутренние органы. Если вдруг он решил ударить пленника, тот одним движением упадет назад. Стул не перевернется, но наверняка убийца выскользнет, уйдет в кувырок.
Ждет нападения.
Шан холодно рассматривал убийцу. Солнечный, уверенный. Не скажешь, что убийца. Глаза совсем не злые, добрые, смеющиеся. Бирюзовые как небо или море. Изящный, светлый весь. Улыбчивый убийца. Да, губы были сложены так, словно мужчина вот-вот улыбнется.
— Зачем ты убил Арисию Конг? — прошелестел Шан.
Убийца пожал плечами.
— Затем же, зачем остальных.
— А остальных зачем?
Шан не хотел это спрашивать, и так понятно. Но вырвалось. Убийца удивился и вспыхнул улыбкой. Шан невольно залюбовался. Понятно. Понятно, почему жертвы сами шли с ним. Широкая, искренняя светлая улыбка, такие люди не могут причинить зла. Этот мог.
— За деньги же, — напомнил мужчина, — я — наемник. Ничего личного.
— Но ты же выбирал заказы.
— Брал те, что полегче, — снова пожал плечами убийца.
— Арисия Конг была легкой, да? — Шан съязвил, как он считал.
— Куда легче, отбитая паразитка, — пренебрежительно сказал убийца.
— Кто ее заказал? — Шан посмотрел на стену, за ней рыдали безутешные родители Арисии. Не сейчас, несколько месяцев назад.
Убийца снова улыбнулся.
— Я не знаю заказчиков.
— Не правда, — негромко сказал Шан, — тебе нужна страховка. На вот такой случай.
Убийца коротко помотал головой.
Уверенный. Уверенный в любви равнодушного Фироками. Не боится тюрьмы. Хотя там было чего бояться. Скорее всего имеет несколько планов как выбраться. Ну да. Какой-нибудь идиот подумает, что этот изящный красавец — раб и заберет к себе. И он выберется.
Шан вздохнул и покачал головой.
— Ты не выберешься.
— У тебя нет на меня времени, — а другие не удержат — не сказал убийца, но Шан услышал.
— Но у меня есть тот, у кого есть.
Убийца посмотрел на Шана с умилением и, жалостью?
Шан оскалился, изображая улыбку. Убийца откровенно любовался.
Шан подошел к двери, открыл ее и сказал в коридор:
— Входи.
В комнату словно не вошел, а оказался в ней черноволосый худой мужчина. Ослепительно яркий, с черным мертвым взглядом.
— Привет, — трескуче сказал он, хищно и плавно, по-паучьи, садясь перед убийцей на стол.
Мужчина выдохнул улыбку в сторону, как выплюнул, покачал головой и перевел взгляд на вошедшего.
— Привет, это ты мне помогал?
— Я.
— А почему предал?
— Я не предавал, он мне тебя обещал, — кивнул Роддон на Шана, — это совпадало с моим начальным плавном.
— Ясно, — убийца смотрел на Роддона как на старого друга.
— Я же сказал, что ты не выберешься. Будешь с нами. — Шан стоял у окна и смотрел на бриллиантовый Фироками, где Город складывал мозаику очередного вечера.
Хан согласно пожал плечами. Роддон отключил наручники и ослепительно зло улыбнулся. Вечер хорошо складывался.

Добавить комментарий